Нижегородский психиатр Иван Карпухин: «Наличие у себя расстройства иногда трудно осознать»

Ежегодно 10 октября отмечается Всемирный день психического здоровья. Его цель – информирование людей по вопросам психических расстройств и формирование внимательного отношения к своему ментальному состоянию. За последние годы нижегородцам, как и жителям других регионов России, пришлось столкнуться с немалым количеством потрясений, и не у всех психика оказалась способна справиться с ними самостоятельно. О том, как на нас отразились ковид и СВО, с какими нарушениями психических функций чаще всего обращаются к специалистам, и как отличить депрессию от усталости Newsroom24 поговорил с кандидатом медицинских наук, доцентом кафедры психиатрии и медицинской психологии ФГБОУ «Приволжский исследовательский медицинский университет», председателем межвузовской антинаркотической комиссии при Совете ректоров вузов Нижегородской области Иваном Карпухиным.

Как часто нижегородцы обращаются к психиатрам? И изменилась ли статистика за последние несколько лет?

Если приводить общую статистику по стране, то, по официальным данным, где-то 1-2% россиян состоят на учете у психиатра. Это значит, что они обращались в официальные психиатрические учреждения и информация об этом есть у служб, которые ведут учет. Но, по результатам эпидемиологических исследований, различные признаки психических нарушений встречаются у большего количества людей. Около 30-40% граждан имеют те или иные симптомы и иногда синдромы нарушений, не доходящих до уровня болезни.

При этом ситуация последних пяти лет немного отличается от того, что было лет 15 назад. Мы видим, что людей раздраженных, депрессивных, тревожных становится все больше, а по данным официальной статистики, распространенность учтенных форм психических расстройств за последние 15 лет уменьшилась в три раза. То есть идет существенное снижение, причем не только в Нижегородской области, но и по всей РФ.

Если же говорить про последние пять лет, то их связывают с определенными событиями – например, ковидом. До коронавируса распространенность депрессивных и тревожных расстройств и так была высокая, а в период пандемии к этой сумме добавилось еще около 25%. Но показатель обращаемости остался примерно на том же уровне или даже снизился. Это связано с тем, что из-за ковида люди постоянно находились дома и не могли обращаться в официальные учреждения, хотя расстройства у них были.

Кроме того, большое количество граждан, имеющих психические нарушения, могут посещать коммерческие структуры. Даже в нашем городе насчитывается порядка шести – восьми частных организаций, которые имеют лицензию на оказание психиатрической помощи и успешно это делают.

С какими нарушениями психики сейчас приходится работать чаще всего?

В основном в учреждения идут лица с пограничными расстройствами, которых довольно много. Это расстройства тревожного спектра: генерализованное тревожное расстройство, фобические расстройства (социальные и специфические фобии: боязнь заболеть, боязнь каких-то конкретных вещей), панические атаки.

Близкие цифры и у депрессивных расстройств. Примерные показатели их распространенности составляют где-то 5-6%. Причем у женщин депрессивные и тревожные – так называемые аффективные расстройства – встречаются на 50% чаще, чем у мужчин. То есть женщины больше подвержены этим аффективным нарушениям.

А есть ли расстройства, с которыми чаще сталкиваются мужчины?

У мужчин могут быть аддиктивные нарушения, то есть связанные с зависимостями. Если, например, посмотреть на алкогольную зависимость, то на одну треть женского пола приходится две трети мужского. Опять же, не все столкнувшиеся с этой проблемой идут к наркологам. Они могут обратиться в частное учреждение или не обратиться вовсе. Получается так, что психические нарушения есть, но помощь с ними люди не всегда получают.

Связано ли это с предрассудками и страхом перед обращением к психиатру?

Многие все равно боятся официализировать психические нарушения, хоть депрессивные, хоть тревожные, хоть зависимости. Считается, что это такие «стыдные» болезни, как, например, кожные. Если у тебя инфаркт, это обществом воспринимается нормально. А если алкоголизм и псориаз... Ну как-то не очень любят об этом говорить.

То есть психические заболевания все еще стигматизированы в обществе?

Стигма психических нарушений присутствует до сих пор, но она больше затрагивает людей от 50-60 лет. Молодое поколение уже понимает, что ему надо работать и справляться с этой реальностью жизни, поэтому порой без стеснения обращается за психиатрической помощью. Сейчас отношение к этому стало более цивилизованное и правильное, оно отражает объективное положение вещей.

Да, при обращении к психиатру возникает вопрос постановки на учет. Но при наличии грубых нарушений: эпилепсии, шизофрении, тяжелой формы биполярного аффективного расстройства – нельзя водить автомобиль, носить оружие и так далее. Решение об ограничении принимает комиссия, потому что в некоторых случаях человек своими действиями может принести вред социуму. Но не все это понимают и иногда бегают от психиатрических служб. Тут важно не пугать человека, потому что миф о карательной психиатрии, куда насильно помещают «неугодных» и делают с ними что-то страшное, совсем не соответствует действительности.

Порой люди принимают депрессию за простую усталость и из-за этого могут долго тянуть с обращением к специалисту. Как отличить два этих состояния друг от друга?

К сожалению, наличие у себя психического расстройства иногда трудно осознать. Понятно, что если человек два-три дня грустит, то это еще не депрессивный синдром, хотя сниженное настроение – один из основных симптомов депрессии. Вторым является ангедония – неспособность получать удовлетворение от жизни. Ну и я уже не говорю о суицидальных мыслях. Еще очень часто встречаются длительные нарушения сна. Кроме того, могут быть усталость, идеи собственной виновности, никчемности, снижение когнитивных функций – человеку кажется, что он поглупел. Все это является признаками депрессии, которые может почувствовать сам заболевший, могут увидеть его родственники и, конечно, может диагностировать психиатр. И важно, что все эти симптомы длятся более двух недель.

Также они могут повторяться с определенной периодичностью, например, каждую осень или весну. При тяжелом приступе депрессии человек, вероятнее всего, обратится ко врачу, а вот при легком как раз может спутать его с усталостью. Но если он соматически не болен и молод, то «просто устать» – это только название. На самом деле это может быть признаком соматического или психического нарушения, поэтому нужно проводить дифференциальную диагностику.

С наступлением осени «странное» поведение отдельных людей все чаще связывают с так называемым «осенним обострением». Насколько реален этот термин?

На самом деле, обострения и осеннее, и весеннее, и даже зимнее имеют место быть, хотя нельзя сказать, что здесь есть стопроцентная корреляция. Количество аффективных колебаний увеличивается в связи с изменением погоды и солнечной активности. В этом году сентябрь был очень яркий, и люди воспринимали это позитивно, потому что свет солнца является дополнительной стимуляцией наших центров нервной системы и позволяет сохранить высокую активность. А когда становится темно, она поневоле снижается, возникают депрессивные состояния.

Весна тоже является порой перемены погоды. В России с этим временем года приходит авитаминоз, многие устают от длительной работы, ждут отпуска. Такое сочетание вызывает обострения у людей, которые в принципе здоровы. Сначала у них начинается астения, а потом развиваются и психические нарушения.

Третий момент – есть определенные обострения психических хронических заболеваний. Например, осенью рецидивируют депрессивное состояние или биполярное расстройство, при котором наблюдаются перепады настроения. Это такие истории, которые не связаны с внешними факторами, но время года тоже может отчасти на них влиять.

Этим летом на улицах Нижнего Новгорода стали чаще появляться онанисты и эксгибиционисты. Есть ли этому объяснение и представляют ли такие люди опасность для окружающих?

В своей практике с таким обострением я не встречался – видимо, эти люди не попали в поле зрения психиатрических служб. Но в целом, можно предположить, что идет нарастание такого рода психических нарушений. Как правило, пациенты с подобными сексуальными перверсиями могут быть больны и другими тяжелыми заболеваниями. Мы же видим лишь надводную часть айсберга – такую асоциальную форму поведения. А это могут быть люди с шизофреническими расстройствами, расстройствами личности, у которых на фоне декомпенсации состояния развиваются подобные проявления.

Заметив такого человека на улице, как следует себя вести?

Если вы видите нарушение социальных норм, то нужно всегда обращаться в полицию. Приедет наряд патрульно-постовой службы и, если он сочтет человека психически неадекватным, будет вызвана психбригада. Либо нарушителя задержат за неадекватное поведение, тогда вопрос будет решаться в соответствии с законодательством. Социальная гражданская позиция должна быть именно такой, закрывать глаза и убегать в этом случае не совсем правильно, потому что могут пострадать дети.

Общее количество обращений к психиатрам за последние несколько лет в России снизилось. А у детей и подростков наблюдается такая же тенденция?

В этих возрастных группах напротив идет нарастание по экспоненте. Сейчас увеличивается число детей и подростков с психическими расстройствами, а они в этом возрасте могут быть очень серьезными: депрессивные, тревожные, суицидальные, биполярные, шизофренического спектра. При этом мы понимаем, что с некоторыми ребятами, имеющими заболевания, просто не обращаются. Но даже судя по тем, кто приходит к психиатру, можно сказать, что идет увеличение численности детей и подростков в плане распространенности психических нарушений.

С чем это может быть связано?

Дело в том, что дети – во многом продукт воспитания, а воспитывают их сейчас люди, которые росли в девяностых. Возможно, это связано с тем, что в нашей стране был период кризиса и порой родители, чьи дети страдают, сами были психически не очень здоровы.

Кроме того, идет интенсификация нагрузки на молодое поколение: лет 20 назад появились гаджеты, а с ними резко изменилась интенсивность жизни. Все 24/7 ходят с телефонами, нам постоянно кто-то звонит или пишет. Стереотип поведения меняется, но нервная система не успевает так быстро подстроиться под новые и очень глобальные изменения. У кого-то это получается, а кто-то дает декомпенсацию.

И потом, наличие зависимого поведения от гаджетов или интернета у детей – это тоже серьезный фактор, провоцирующий и другие психические нарушения. К сожалению, не все новое приносит только пользу, порой оно влечет за собой определенные сложности. Во многих странах уже есть ограничения на трафики, но пока интернет остается таким свободным пространством, в котором можно найти не только то, что разрешено.

Порой люди могут манипулировать сознанием детей и подростков, зная их кризисный возраст. На взрослого человека тоже можно воздействовать, но у него имеются защитные механизмы. Дети же доверчивые, а у подростков авторитет – сверстники чуть постарше, которые могут внушать новые культуральные моменты.

С наступлением периода ЕГЭ количество обращений среди подростков тоже увеличивается?

Да, все-таки ЕГЭ – это некий рубеж, такое соревнование на устойчивость. Это испытание для нервной системы – естественно, многие дают сбой. Кому-то мы назначаем лекарственные препараты, чтобы поддержать их в этот период, с кем-то проводим психотерапевтическую работу. Потому что на рубежах стабильной учебы уровень стресса один, а при поступлении в вуз или уходе в армию совсем другой, это очень напрягает нервную систему. У некоторых она не выдерживает и дает сбой, из-за чего возникает какое-то расстройство.

Как изменились показатели обращаемости с началом СВО?

Ну я бы не сказал, что в этот период как-то резко скакнула статистика, чтобы можно было провести точную корреляцию. Тем не менее, мы понимаем, что количество переживаний возросло. Во-первых, родственники волнуются за людей, которые были ранены. Матери и семьи переживают за тех, кто ушел служить. Очевидно, что это очередной вызов для всей России.

А что касается самих военнослужащих? С какими проблемами они могут столкнуться?

Есть такие понятия – посттравматическое стрессовое расстройство и острое стрессовое расстройство. Конечно, они могут возникать у солдат, в связи с чем им необходима всесторонняя помощь и поддержка. Государство и медицинское сообщество понимают значимость такой работы, поэтому сейчас активно разрабатываются соответствующие программы. Такие пациенты считаются сложными, требуют очень большого внимания. На нашей кафедре под руководством заведующей Лалы Наримановной Касимовой это направление находится под пристальным вниманием.

Как санкции повлияли на возможность подбора лекарственной терапии для пациентов? Всем ли препаратам удалось найти аналоги?

Не могу сказать, что произошло что-то гротескное. Да, каких-то препаратов стало меньше, но у нас есть и дружественные страны, которые не вводили санкции, и лекарства отечественного производства хорошего качества.

Такого, что мы в жутком дефиците и не знаем, чем лечить, нет. Какие-то препараты стало немного труднее доставать, но и импортных сохранилось довольно много, мы их знаем и продолжаем применять. И российские лекарства тоже используем – лишь бы это было на благо нашего пациента. Если иностранный медикамент в чем-то более эффективен, мы назначаем его. А когда замечаем, что отечественные средства работают хорошо, то с удовольствием выписываем и их.

Приятно видеть, что государство сейчас уделяет большое внимание развитию отечественной фарминдустрии. Все-таки не боги горшки обжигают, и в России сейчас можно сделать все, важен только вопрос качества. Если мы будем видеть, что отечественные препараты на практике работают так же, как импортные, или лучше, то приоритет, конечно, будем отдавать им. Но действовать слепо и руководствоваться принципом «наше – самое лучшее» нельзя – пока еще это не так.

Как после принятия закона о запрете смены пола строится работа с людьми, страдающими от гендерной дисфории?

Этот вопрос на самом деле достаточно колючий. Если раньше к этому отношение было более либеральное, то сейчас в России оно стало строже. Поскольку мы доктора, мы видим пациентов, а для нас любой из них – ценность, поэтому мы стараемся помочь в его вопросах. Да, они порой очень сложные, и где-то личные интересы и интересы государства входят в противоречие. Но мы в любом случае стоим на стороне пациента и не разглашаем врачебные тайны о том, что с ним происходит. Ну и естественно, никаким образом не нарушаем российское законодательство, потому что мы должны работать в правовом поле.

Врач не может воспринимать пациента как плохого, если у него есть какая-то проблема. Должно быть понимание, что человек, у которого что-то не так стандартно, как у других, находится в болезненном состоянии и его нужно лечить в рамках правового поля, если, конечно, он сам этого хочет. В недобровольном порядке мы не имеем права что-то делать при отсутствии угрозы для окружающих. Кроме того, при наличии гендерной дисфории пациент может быть еще и с депрессией, шизофренией, тревогой, и мы, безусловно, будем проводить весь спектр коррекции психических нарушений по его просьбе. Есть пациент, у него есть запрос на помощь, мы стараемся ее оказать.

Фото: личный архив Ивана Карпухина